Т

Он появляется через четверть часа, скромный копт в длинной серой галабее. Просто, без затей сообщает, что он — из полиции и что мне с ним будет надежнее. Все в открытую, честно. Это располагает к нему.

Мы идем через весь город, пересекаем какие-то площади, кривые улочки и, наконец, выходим к нашей стоянке микроавтобусов. Без гида, действительно, пришлось бы нелегко. Он сажает меня в «мукробас» (здешнее произношение слова «микробус»), идущий до Абу-Бургаса, а там — пересадка.

Но на этом его миссия не заканчивается. Он записывает номер машины и долго говорит с водителем. Значит, меня будут вести и дальше.

 

В Бени-Хасане наш мукробас уже ждут. К машине подходит сменщик моего телохранителя. Он уже в курсе и в руке держит клочок бумаги с моими данными.

Приняв эстафету, он ведет меня к сельского вида пикапу, и вскоре мы пылим по проселочной дороге. Английским языком мой спутник не владеет и поэтому немногословен. Через полчаса мы на берегу Нила.

 

Через Нил переправляются на фелюгах

 

На лодке переправляемся на другую сторону — туда, где гробницы. Сторож большим железным ключом открывает дверь-решетку, ведущую внутрь пещеры. Здесь их несколько, за осмотр полагается бакшиш. Бакшиш просят и лодочники, и водители. Лишь мой «пастух» — бессребреник: он работает от государства.

На обратном пути все время размышляю: в чем причина такой заботы? Ведь персональная охрана влетает казне в копеечку, а деньги в Египте считать умеют. И почему плотная опека именно здесь — ведь в других городах ты никому не интересен.

С этими вопросами обращаюсь вечером к менеджеру, неизменно восседающему за гостиничной стойкой. Он христианин-копт и радушно относится к гостю из далекой страны.

Вот что сообщалось сто лет назад в  печати о коптах: «В настоящее время копты держат себя к грекам весьма близко. Богослужение греческое копты посещать любят и много из него воспроизводят в своих храмах. Еще с большим благоговением относятся копты к совершенно неизвестным им, отдаленным “московам”».

Гостиничный копт доверительно рассказывает «москову» про местную обстановку. Никакой шпиономании в Минье нет. В Среднем Египте нет объектов «средмаша», но зато водятся фундаменталисты.

Мусульмане-заединщики считают, что страна должна идти своим путем, наособицу. Они против тлетворного влияния Запада. С весны 1992 г. патриоты-фундаменталисты ухлопали около сотни иностранных туристов. (Особенно кровавый теракт был осуществлен 17 ноября 1997 года в Луксоре, где были убиты 58 туристов.)

Каждый раз в мировой печати поднимается большой шум, западные турфирмы немедленно отменяют чартеры в Египет, и страна несет большие убытки. Впрочем, со времени трагедии в Луксоре ни один иностранец не пострадал.

Именно поэтому и введено сопровождение туристов-индивидуалов в районе Миньи, Асьюта и Маллави — ареале обитания боевиков. Лично на вас властям наплевать, но из-за одного трупа европейца, найденного, скажем, в нильских камышах, может остановиться гигантская индустрия туризма.

По Нилу постоянно курсируют десятки круизных теплоходов с состоятельными пассажирами. А это миллионы фунтов, естественно, не египетских, а в твердой валюте. Сэкономишь на охране — и потеряешь марку. (Для справки: в 1999 г. Египет посетили 4,8 млн. туристов; они «оставили» в стране более 4 млрд. долларов.)

Впрочем, и на охране можно заработать. Привратник, дежурящий на этаже, делает это по своей методе. Вечером он укладывается на циновку около моего номера, а утром просит бакшиш: ведь всю ночь он охранял мой мирный сон. Так что в графе расходов постояльцы отеля могут делать вычеты: за питание, за охрану...

 

Долина Нила возле Миньи

 

Второй день посвящен визиту в старинный коптский монастырь Дейр-эль-Адра. По преданию, он был основан на том месте, где останавливалось Святое семейство во время бегства в Египет.

Схема сопровождения — вчерашняя, но с некоторыми отличиями. Другой гид, другая стоянка мукробаса. Агент, встречающий пикап в местечке Самалют, везет меня на берег Нила. А там мы садимся не в обычную лодку, а в фелюгу под парусами и, поймав ветер, переправляемся на другую сторону.

При обители — коптская деревенька, но мы следуем прямо в полицию. Там мне выделяют местного оперативника в чалме, галабее и с бамбуковым посохом. Свою берданку он оставляет в дежурке — видимо, повстанцы здесь тихие.

На обратном пути в Минью прощаюсь с сотрудником, встречавшим меня в Самалюте. Но он явно не хочет здесь оставаться и занимает место в автобусе. Значит, нам по пути. Где-то кто-то переусердствовал, и охраннику дали команду не спускать глаз с подопечного.

Кондуктор собирает деньги за проезд. Плачу за себя, но сосед, что справа, показывает два пальца: и за него тоже. Расходы небольшие, не обеднею, но я это не заказывал. Автобус частный, полицейские корочки здесь силы не имеют, и опер начинает лаяться с кондуктором — дескать, он при исполнении.

У Миньи — толчок в бок: на выход! Оказывается, страж должен оформить мое возвращение в полиции и передать объект под расписку: сдал-принял. Показываю конвоиру визитку с адресом своего отеля: еду прямо туда.

А выходить на окраине города и не подумаю: устал играть в ваши игры. Ловлю его растерянный взгляд. Не будет же египетский Анискин устраивать скандал и на глазах у пассажиров выволакивать иностранца из автобуса!

Водитель нетерпеливо ждет, все смотрят на нас. Шевеля губами, полицейский читает название гостиницы, коряво переписывает адрес и медленно покидает салон.

В гостиницу прихожу не рано — после прогулки по городу. Портье озабочен: уже звонили и не один раз...

Ну что же, это ваши проблемы. Надо же чем-то занять здоровых городских мужиков, оторванных от сохи. И пусть местный особист в галифе всю ночь ходит из угла в угол в своем кабинете и смолит одну папиросу за другой. И склонившись над клочком бумаги с отчетом опера, мучительно долго размышляет, сопо-ставляет, анализирует...

Последний день пребывания в Минье. Охранник-араб уже заступил на дежурство и творит намаз здесь же, в холле, на коврике. Называю очередной пункт поездки: Телль аль-Амарна. Это вызывает легкое замешательство.

Похоже, что все предыдущие заказы — только цветочки. Агент в галабее идет к гостиничному телефону, и начинаются согласования. Видимо, «товарищ полковник», который ведет мое дело, в предынфарктном состоянии. Разговор прерывается паузами — наверное, запрос ушел наверх.

 

Наконец, получено «добро» — видимо, вышесидящий прохрипел в трубку: «Не возражаю». Такая у них должность при любом режиме: мы работаем, а они за нас отвечают.

На знакомом пятачке сажусь в автобус, идущий до Маллави. Приставленный беседует поблизости с каким-то коптом, кивая в мою сторону.

Через некоторое время подсадка занимает место рядом. Наверное, внештатник. Сегодня плотное сопровождение — значит, будет крутой маршрут.

В Маллави — пересадка на Телль аль-Амарну. Начинаю осматриваться, отыскивая сельский шарабан.

На перекрестке, близ базарчика, возвышается бетонная будка. Но из нее выглядывает не местный гаишник, а ствол автомата.

Сам хозяин «калашникова» затаился внутри, укрывшись от братьев-мусульман, орудующих в этих местах.

Иду мимо, к соседней парковке мукробасов, — не там ли и мой пикап? Кто-то тянет меня за рукав. Это — внештатник-подстава.

Он вынужден расшифроваться, поскольку встречающий напарник к автобусу не явился. Он настойчиво советует мне встать около бетонной будки и подождать: «За вами уже едут».

Стою на солнцепеке, а в 10 метрах с лотка продают пищу бедняков — мандарины. Их тут тьма, и они очень дешевые. Делаю несколько шагов к лотку, но торговка, расположившаяся поблизости с жареной кукурузой, бросается наперерез: нельзя! А ты-то что, бабулька? И у тебя инструкция? Сую ей полфунта — пусть тогда сама покупает и несет мне к блокпосту.

За углом слышится вой сирены, и вот у будки тормозит «ауди» с мигалками. Полицейский открывает заднюю дверь и приглашает занять место в машине. Вся площадь, бросив дела, наблюдает за происходящим.

Бабка-Тайное-Ухо возвращается с задания и передает в машину пакет с мандаринами. Захлопываются дверки с пуленепробиваемыми стеклами, и мы срываемся с места. Автомобиль действительно оборудован для ближнего боя: с каждой стороны в окнах — небольшие круглые отверстия, как раз под дуло автомата. Здесь последним смеется тот, кто стреляет первым.

Водитель ведет переговоры по рации, рядом на сиденье лежит «калашников». Покрутившись по городу, подкатываем к зданию полицейского управления. Офицер идет согласовывать маршрут, а в кабину садится его напарник.

На запястье правой руки у него вытатуирован крестик — значит, он христианин-копт. Мне хочется узнать об отношениях между коптами и мусульманами. На мой вопрос он отвечает кратко: «Христиане и мусульмане — братья». Пытаюсь углубиться в проблему: «А с «братьями-мусульманами»? В ответ слышу ту же заученную фразу.

Офицер выходит из управления с шефом. Сам босс решил включиться в сопровождение. В машине тесно, и автомат перекочевывает мне под колени. Но это ненадолго. Выезжаем за город и несемся вдоль рисовых полей. На спидометре стрелка застыла у цифры «100». Впереди — пальмовая роща.

Водитель, не отрываясь от сектора обзора, вытягивает из-под меня «калашникова» и, сняв предохранитель, кладет себе на колени. Автомат с двойным боекомплектом: одна обойма — на штатном месте; запасной рожок прикреплен скотчем к ложу приклада.

В случае чего отстреливаться будем до конца, и бой будет жарким. Почему-то вспоминается строчка из песни: «Что-то мою пулю долго отливают». Не снижая скорости, проскакиваем рощу, и снова за окном зеленые поля. Значит, пронесло...

 

Город Кена. Местные плакальщицы

 

Через Нил паром идет медленно, и офицер заметно нервничает: кому охота торчать на линии огня? Но на другом берегу нас ждет стыковочный джип, и мы снова укрываемся за его стеклами. Вот и Телль аль-Амарна. После такого броска ее всемирно известные фрески кажутся несколько статичными. Зато в пещере тихо, и вой сирены не мешает любоваться шедеврами древнеегипетских мастеров...

На обратном пути снова возвращаюсь к горячей теме. Если фундаменталисты отстреливают европейцев, то почему же боевиков опасаются и полиция, и местные жители?

Полицейский нехотя подтверждает то, что и без него известно из мировой печати: в тюрьмах страны находятся 16 700 политзаключенных (в большинстве — членов экстремистских исламских группировок);
7 тысяч из них посажены без суда и следствия, административным решением МВД.

Против фанатиков выступили правительственные войска, и теперь отморозки убивают всех без разбора. Пытаюсь еще раз уточнить:
— В первую очередь коптов?

И слышу в ответ прежнее, заученное:

— Копты и мусульмане — братья.

Информация для размышления. Копты — египетские христиане. Сегодня среди 65-миллионного населения Египта христиане составляют примерно 5 миллионов.

На протяжении веков крупнейшая на Ближнем Востоке группа христиан относительно мирно уживалась с окружающим мусульманским большинством. (Хотя и дискриминация, и предписанная одежда — чтобы сразу отличить от мусульман, — были.)

Сегодня несколько коптов занимают высшие государственные посты. (Среди них был бывший многолетний министр иностранных дел и генеральный секретарь ООН Бутрос Б. Гали.) Однако по мере политизации ислама безопасность коптов оказалась под угрозой.

 

В 1928 году в Александрии была создана организация «Братья-мусульмане», провозгласившая своей целью создание исламского государства.

С тех пор она последовательно выступает против господствующих режимов, а ее вооруженное подполье занимается откровенным террором.

В октябре 1981 г. во время парада по случаю годовщины египетской революции «братья» убили президента Анвара Садата, в 1990 г. — спикера египетского парламента Рифаата аль-Махгуба, в июне 1992 г. — писателя и публициста Фауда Фоуду, активно выступавшего против политического экстремизма исламских фундаменталистов.

Наиболее активно действовали в середине 90-х годов отколовшиеся от «братьев» экстремистские организации «Джихад» и «Исламская лига», отвергающие политические методы борьбы и открыто призывающие к вооруженному свержению существующего режима. А в сентябре 1992 года исламские экстремисты объявили войну «индустрии туризма»...

...С вечера готовлюсь к завтрашнему отъезду из Миньи. На моем этаже поселились две туристки из Австралии. Их тоже тянет в Телль аль-Амарну.

А мне предстоит большое путешествие по пустыне, вдали от дельты Нила с его фундаменталистами. Там спокойно — в оазисах можно отдохнуть от этого дурдома. Но утром он продолжается — вплоть до самого отъезда.

Прощаюсь с портье и выхожу из отеля. У подъезда — вместительный пикап; в него грузятся автоматчики. Неужели опять по мою душу? На этот раз, к счастью, — не за мной. Это под-страховывают австралиек.

Они накануне заказали легковушку до Телль аль-Амарны и обратно. А теперь в недоумении стоят перед пикапом, не зная, где поместиться. Кто знал, что в машине угнездятся не только шофер и гид, но и целый взвод?

Австралийки, стиснутые с обеих сторон автоматчиками, отбывают к своим гробницам. А мы с моим старым знакомым-коптом шагаем к автобусной стоянке.

«Наружники», стоящие напротив, дают по рации «отбой» и наблюдение снимается. Трогается с места и полицейский джип, стоявший на углу. Ребята честно заслужили отдых, тем более что сегодня пятница — нерабочий день.

Иду к автобусной кассе за билетом. Неподалеку вижу знакомого внештатника. Он хочет подойти ко мне, но останавливается, увидев знак копта: рано!

В окошечке — вчерашний кассир. Еще с вечера я наведывался сюда, чтобы заранее купить билет до оазиса Харга. Но кассир успокоил: не надо беспокоиться — с билетами проблем не будет, тем более — в пятницу.

Однако нынче его как будто подменили. Пряча глаза, он опережает мой вопрос и отрывисто произносит: «Билетов нет». Все продано?

Смотрю на моего копта-«режиссера»: это явно его сценарий, но он шит белыми нитками. Автобус — вот он, перед нами. Отправление через 15 минут, а салон не заполнен и на треть. Однако постановщик скромно молчит — ведь пьеса еще не доиграна.

«Худрук» снова делает знак рукой, и у окошечка кассы как бы случайно появляется подсадной внештатник. Доверительно он сообщает, что с минуты на минуту на Харгу отойдет мукробас. Делаю вид, что обрадован оказии, хотя проезд обойдется раза в четыре дороже.

 

Телль аль-Амарна. Вход в гробницы

 

Затем, согласно задумке «кукловода», иду к микроавтобусу. Он уже забит под завязку. Но рядом с водителем почему-то свободно самое лучшее место. Операция по освобождению Миньи идет к концу.

Кладу котомку на сиденье — есть еще пара минут до отправления. Иду к лотку запастись питьевой водой — ведь путь до Харги по пустыне неблизкий. Чувствую радость оттого, что никто не перехватывает меня в броске.

И размышляю — почему мне отказано в большом автобусе? Вообще-то, ясно. Водителю там трудно уследить за салоном, и неизвестно, что происходит за спиной. А тут, в пикапе, клиент рядышком.

Мы трогаемся в путь, и в боковом зеркальце в последний раз вижу моего телохранителя: он записывает на ладони номер нашего экипажа. А я заношу в блокнот только что родившийся экспромт:

«Прощай, режимный город Минья!
И край гробниц, где нет забот,
И воды Нила голубые,
И ты, живущий там народ!»
А чуть позже вспоминаю, что похожие строки где-то уже были...